В первой я, Роберт, нахожу умирающую Кристину недалеко от пляжа.
Во второй я, Роберт, стою над телом Кристины в темном зале в конусе красного света с пистолетом в руках, а тень, мечущаяся вокруг, кричит: «Это твоя вина!»
И третий.
Снова темный зал. Снова конус света, но вокруг девять огромных кресел, в них девять темных непропорциональных фигур в балахонах с капюшонами, надвинутыми на лица.
— Роберт, за совершенное тобой преступление ты приговариваешься к замещению.
Я здесь давно, но помню лишь, что меня судят за убийство жены, еще мне кажется, что, появившись тут, я думал, что невиновен. Но сейчас в кругу очищающего теплого красного света, под суровыми (хоть под капюшонами и не видно, но я уверен — понимающими) взглядами членов совета Вершителей мне стыдно и горько. Горько, потому что я убил Кристину, а стыдно, потому что я поддался гордыне, возомнил себя выше остальных. Я подвел совет, который терпеливо, год за годом, десятилетие за десятилетием заботится и охраняет всех нас. Я отвлек Вершителей от действительно важных дел, и они вынуждены тратить время на решение тех проблем, что я создал. Замещение — что бы это ни было, мой единственный способ искупить содеянное.
— Да, Верховный! — я стою на коленях и плачу.
Глава 11
До операции оставалось меньше суток.
— Видишь ли, — Кирилл в последние дни почти не спал, и его лицо осунулось, — мне, в целом, все давно понятно. И я расцениваю вероятность того, что наши действия приведут туда, куда нужно, не менее чем в тридцать процентов. Весь вопрос в том, что делать дальше.
Мы сидели у меня в комнате, и в первый раз на моей памяти Кирилл пил алкоголь — красное сухое вино. Я, чтобы быстрее заснуть, смешал джин с тоником.
— Я, конечно, дам тебе инструкцию с наиболее вероятным описанием того, с чем ты столкнешься, — продолжил он, — рекомендованные решения там тоже будут, но все-таки…
Он сделал паузу, зажав в руках стакан. Щеки покрывал легкий румянец.
— Я хочу, чтобы ты заранее был готов… к нестандартным поступкам, — от тона его голоса мне стало не по себе, — и попросить тебя не пороть горячку.
— Не очень понимаю.
Молодой человек (хотя сейчас он не выглядел таким уж молодым) усмехнулся.
— Есть мнение, что интуиция — это мысли, приходящие в тот момент, когда твое подсознание уже успело проанализировать входящие данные и на их основании сделало вывод. В то время как ты сам еще тупишь. Бац — и тебя озаряет. Чем умнее человек и чем сильнее развито его сознание, тем большие чудеса способна творить его интуиция, — он поднял глаза, проверяя, слежу ли я за мыслью. — Я умный человек. И моя интуиция подсказывает, что перед тобой встанут сложные дилеммы морального свойства. Я допускаю, что в твоих, вернее, в ваших с Робертом руках в той или иной степени может даже оказаться судьба ВСЕГО мира.
— Не слишком ли смелое предположение?
— Это всего лишь одна из вероятностных линий. Есть и другие, — он невесело усмехнулся, — например, мы можем не суметь поймать охотника или тебя могут убить во время операции или по прибытии на место. И еще куча других. Хочешь их обсудить?
— Не особо.
— Хорошо. Что я в целом хочу сказать. Наши миры, я сейчас имею в виду только наши три мира, так вот, наши миры, конечно, несовершенны. Более того, здесь планируется преступление, которое мы обязаны предотвратить любыми способами, но ты должен понять очень важную вещь.
Как всегда, когда Кирилл хотел полностью привлечь внимание собеседника, он подъехал очень близко, колеса инвалидного кресла почти касались моих ног.
— Все может стать хуже! Именно мы своими действиями можем сделать так, что все пять миллионов населения наших трех миров пострадают, а, может, и не только наших… Не понимаешь?… Смотри… Самая очевидная аналогия — работающая компьютерная программа или приложение. Когда программист пытается ее усовершенствовать, он иногда, а на самом деле почти всегда сначала ее ломает. И зачастую, чтобы она заработала хотя бы как раньше, нужно вернуть ее к первоначальному виду. По понятным причинам в нашем случае вернуть, как было, не получится.
Все время, пока он говорил, я не шевелился и ловил каждое слово, а когда закончил, наполнил наши стаканы. Пачка сигарет лежала на столике, я протянул к ней руку, но передумал.
— А что именно может произойти, если мы ошибемся?
— О! Миллион вещей! Самый простой пример — все три города могут быть уничтожены ракетно-бомбовым ударом, — увидев мое ошеломленное лицо, он добавил: — Ну насчет этого варианта могу тебя успокоить, я привел его просто для наглядности, а так по целому ряду причин я считаю его наименее вероятным.
За одну минуту он умудрился здорово меня испугать, а затем удивить. Я снова потянулся к пачке и снова передумал, вместо этого отпил джина.
— Почему?
— Что почему?
— Почему они не разбомбят нас?
— Не могу пока объяснить. Еще вопросы?
Спроси, как уменьшить риск тяжелых последствий.
Я спросил.
— Хороший вопрос. Но и на него я не могу тебе пока ответить, — он рассмеялся. — Не обижайся, просто есть большая вероятность, что тебя схватят, вскроют чип и, следовательно, узнают все, что знаешь ты. Так что, пока не окажешься там, ты должен знать минимум, а потом уже прослушаешь запись, которую я дам.
— А если они захватят меня и послушают запись?
— Два хороших вопроса подряд!
Он рывком подкатился к столику, взял бутылку и приложился к горлышку. Вино забулькало, а над его губой появился красный след. Сколько он уже выпил?
— Проигрыватель будет закреплен под кожей на твоей груди. Я расскажу, как извлечь его, не повредив. Если все пройдет хорошо, ты доберешься до цели, прослушаешь запись, после чего она сразу самоуничтожится. Если же тебя захватят раньше, то устройство обнаружат и, естественно, извлекут еще до того, как начнут тебя допрашивать, тогда запись удалится. Все просто!
Предусмотрительно.
— С этим понятно, — я решил, что пора возвращаться к сути беседы. — Так что там насчет работающих компьютерных программ, которые лучше не трогать?
Кирилл пару секунд недоуменно смотрел на меня, потом лицо его разгладилось, и он снова подъехал ближе.
— Самое главное — не навреди! Человечество почти уничтожило себя 200 лет назад, и что бы там ни случилось на самом деле, а я думаю, вмешался кое-какой… дополнительный фактор, о котором тебе пока лучше не знать, — он хитро подмигнул мне, — рано или поздно это бы случилось в любом случае. Так уж устроен человек — ему надо что-то уничтожать или хотя бы смотреть на то, как уничтожают другие, а дальше, в зависимости от собственного я, или одобрять, или осуждать. Возьмем нашу схему ММУ… С какой бы благой или, наоборот, мерзкой целью она ни задумывалась, в целом она неплоха. Да, жестковата. Да, негибкая. Я и не предлагаю ее оставить такой, но как база — вполне сойдет. Поэтому я вас прошу…
Он оглянулся, словно забыв, что мы тут одни, и значительно тише продолжил:
— Повторюсь. Я вас прошу не пороть горячку! Вы оба обижены: один потерял все там, другой почти все потерял здесь. Откровенно говоря, я вообще не хочу посылать именно вас по этой причине. Но других вариантов нет. — Браслет Кирилла пискнул, он быстро пролистал сообщение, держа руку так, чтобы я ничего не увидел, и довольно кивнул. — На месте тщательно осмотритесь, соберите максимум информации, отключите, по возможности, эмоции и принимайте решения, руководствуясь интересами большинства. Вот и все.
Многое бы отдал, чтобы тот файл, который тебе в грудь зашьют, сейчас послушать, Кирюша явно что-то не договаривает.
— Что, шизофренируешь? — Кирилл захихикал. — У тебя лицо такое смешное в эти моменты.
Я не успел ответить: снова запищал браслет. Мельком взглянув, Кирилл развернул кресло в сторону двери.
— На сегодня, пожалуй, хватит, детали операции согласно плану — завтра. Меньше знаешь — крепче спишь. А выспаться надо.